В Советской России, в городах других советских республик джазовые музыканты, не имевшие возможности встретиться с зарубежными коллегами из-за «железного занавеса», воздвигнутого правящими органами, и перенять всё новое и передовое в джазовой практике, самостоятельно, во многом интуитивно, подобно участникам ансамблей А.В. Варламова и А.Н. Цфасмана, овладевали приёмами «свинга» и обогащали свой музыкальный язык и мышление, стремясь повысить своё мастерство, свою технику.
Для записи на пластинки Александр Варламов собрал следующий состав музыкантов: Пётр Борискин (труба, альт-саксофон, кларнет), Александр Васильев (тенор-саксофон, кларнет), Николай Шмелёв (тромбон и баритон-саксофон), Виктор Быков (труба), Михаил Петренко (фортепиано, в некоторых записях его сменял Александр Рязанов), Сулейман Чанышев (контрабас), Олег Хведкевич (ударные). Этот состав называли «ансамбль солистов», так как все его участники были виртуозами-импровизаторами и каждый умел играть практически на любом инструменте. Иногда при выступлениях на эстраде А.В. Варламов заменял некоторых музыкантов другими, по степени их занятости. Сам он выступал в качестве дирижёра и певца-солиста, а также композитора и аранжировщика. Музыканты джаз-оркестра ВРК обожали своего руководителя, всегда наполненного новыми, интересными идеями, готовы были репетировать бесконечно, до ночи, шлифуя свои партии и соло, часто предлагали собственные решения. Репетиции перемежались то концертными выступлениями, то записью на пластинки, то передачами на радио прямо в эфир. (Магнитофонов в СССР тогда ещё не знали. Существовали единичные, опытные образцы в лабораториях зарубежных учёных и изобретателей, и до их внедрения в широкую практику было ещё далеко.) Атмосфера в репетиционных помещениях и на студии всегда была весёлой, приподнятой, по-настоящему творческой. Не обходилось и без курьёзов.
Надо ли говорить о том, что при радиопередачах, транслировавшихся непосредственно в эфир, от всех участников - дикторов, артистов, музыкантов, а также инженеров и техников требовалось быть крайне внимательными, собранными. Не дай бог допустить малейшую ошибку, «кикс», фальшивую ноту или неверную фразу, слово!..
И вот однажды потребовалось заткнуть какую-то брешь в эфире (такие вещи случаются и в наше «компьютерное» время). Срочно был вызван с репетиционной базы на Пушкинской площади Александр Цфасман со своим оркестром. Музыканты быстро заняли свои места, настроили инструменты, достали ноты.
- Что играем? - спросили руководителя.
- «Лёву», - объявил Цфасман, и сам раскрыл свою партитуру.
Оркестранты зашелестели нотами, приготовились играть, ожидая сигнала дирижёра. Вот зажглось табло, возвещающее, что включён эфир. Музыканты подняли свои трубы, тромбоны и саксофоны, приставили к плечу скрипки. Дирижёр взмахнул палочкой, - и... раздалась дикая какофония звуков, что-то невообразимое, непотребное, как говорится, «не лезущее ни в какие ворота». Оркестр смолк, музыканты ошалело уставились друг на друга, на своего руководителя.
- Приготовились, ещё раз, - прошептал побледневший Александр Наумович, - прошу повнимательней.
Он снова взмахнул руками, оркестр заиграл, вернее, разразился ещё более диким хаосом звуков, разнобоем ритма, сумбуром абсолютно нестройных, не монтирующихся друг с другом, отдельных фраз, которые очень трудно было бы назвать музыкальными.
В студии повисла гнетущая тишина. Некоторые музыканты ощупывали, осматривали свои инструменты, ища в них изъян, Цфасман беспомощно опустился на стул. Табло «Микрофон включён» погасло. Дверь с шумом распахнулась. В студию ворвались выпускающий режиссёр, редактор с трясущимися от ужаса губами, цензор с перекошенным лицом, техники, дежурный милиционер... Время ведь на дворе было непростое - 1939-й год. Те, «кому надо», вполне могли счесть происшедшее «идеологической диверсией», а тогда за дела, подпадавшие под этот раздел, налагались очень серьёзные, мягко говоря, взыскания.
- Что вы играли?! - закричал срывающимся голосом редактор. - Что это было?!
- «Лёва», - потерянно вымолвил Цфасман.
- Какой ещё Лёва? Что вы городите?!
А надо сказать, что «Лёвой» тогда музыканты между собой, в просторечье, называли танцевальные или инструментальные пьесы, главным образом иностранного происхождения, в названии которых имелось слово «Love», что значит по-английски, как известно, «любовь». Ну, а если читать по буквам, то звучит «лёув», даже «лове». Музыканты того времени были людьми не очень образованными. Английский тогда в школах вообще не жаловали как главный язык капиталистов, потому с произношением было не очень ладно. Видели в заглавии эстрадной песенки или модного танца на партитуре написанное латинскими буквами слово, похожее на нашего «Лёву», и окрестили все подобные пьесы для простоты «Лёвами». Музыканты вообще имеют в своём обиходе очень интересный, своеобразный жаргон, можно сказать, язык, а тут привилось ещё одно меткое, ёмкое словечко, весьма полезное в профессиональной практике. И, когда А.Н. Цфасман объявил, что, мол, играем «Лёву», оркестранты послушно раскрыли ноты. Только один раскрыл одного «Лёву», другой - второго, третий - третьего, и так далее, в результате чего получился вышеописанный музыкальный сумбур, «Лёва» неизвестно, какой породы...
Случившееся разбирали на закрытом производственном заседании. Кому надо, намылили шею, но, в общем, обошлось, никаких репрессий не последовало. Радиослушатели, видимо, решили, что это была пародия на музыку загнивающего Запада... Естественно, после того все «Лёвы» были тщательно пронумерованы и отсортированы, и больше подобного не повторялось.
Дела в джаз-оркестре Всесоюзного Радио шли всё успешнее. Готовились и появлялись интересные композиции и целые программы, записывались пластинки, регулярно выходили передачи в эфир. С коллективом стремились сотрудничать ведущие эстрадные певцы, композиторы, аранжировщики, авторы текстов песен. Благодаря радио джаз-оркестр ВРК знали во всей огромной стране, его популярность всё возрастала.
Но настало роковое утро 22 июня 1941 года... Грянула Великая Отечественная война... Многие музыканты и артисты, как почти все советские люди мужского пола призывного возраста, по приказу Правительства пришли в военкоматы, на пункты мобилизации, чтобы с оружием в руках защищать Родину и отправились на фронт, в части действующей армии. Многие в числе жителей Москвы, Ленинграда и других городов влились в ряды народного ополчения, стали участниками партизанских отрядов. Немало их имён вписано в героическую летопись Отечественной войны.
Но вскоре после начала войны командование, военная администрация, комендантские службы и военкоматы получили предписание отсортировывать, отделять представителей искусства от общей людской массы. Особенно певцов, музыкантов, артистов разных жанров с целью использования их по назначению, создания из них агитационных бригад для работы на фронте и в тылу, на заводских предприятиях, в госпиталях, на призывных пунктах, в институтах и училищах, чтобы средствами искусства, музыки и песни поднимать дух солдат, рабочих и служащих, учащихся и раненых, выступая перед ними с патриотическими программами, вселяя бодрость и уверенность в единении всего народа, в неотвратимости победы над врагом. Новое «назначение» получил и джаз. Были забыты все прежние обвинения в различных идеологических уклонах, в «буржуазности» и «разлагающем влиянии» этой музыки, а взяты на вооружение энергетика, демократичность, мажорность, способность ярко и эмоционально воздействовать напрямую на чувства, настроение, воображение слушателя и зрителя, что позволяло выгодно использовать джазовые ансамбли в агитационно-патриотическом плане. Те же песенно-эстрадные и джазовые государственные коллективы, которые приобрели всеобщую известность и любовь широкой публики, имели заслуженный авторитет среди населения, продолжали свою активную профессиональную деятельность и быстро переориентировались на патриотические программы (нередко исторически-просветительского характера).
Если в предвоенное, так называемое «мирное» время программы многих эстрадных и джазовых коллективов включали в себя произведения на военную и патриотическую тему, то с началом войны она заняла, можно сказать, доминирующее положение. Лозунг «Всё для фронта, всё для победы!» стал основным направляющим и организующим смыслом жизни и деятельности для всех предприятий, заводов, учреждений, сельскохозяйственных структур, всех слоёв общества, всех советских людей.